- Удивительно рассказано! - воскликнул Ронин. - Эта была любимая басня моей жены.
Гримм нахмурился.
- Это конец? И в чем же мораль этой истории, черт возьми? - обиженно спросил он. - Что любовь делает мужчину слабым? Что он теряет любимую женщину, когда предстает перед ней бессильным?
Ронин взглянул на него с пренебрежением.
- Нет, парень. Мораль этой басни в том, что любовь может усмирить даже самых мужественных.
- Погодите - есть продолжение. Дочь, - тихо проговорила Джиллиан, - тронутая его беззаветной любовью, сбежала от отца и обвенчалась с царем-львом.
Теперь она поняла страхи Гримма. Какую бы тайну он ни скрывал, он опасался того, что, как только она ее узнает, то оставит его.
- Я все равно считаю, что это ужасная история! - проворчал Гримм, сердито взмахнув рукой.
Он зацепил кружку, и та полетела через стол, заливая Ронина сидром. Долгий, напряженный миг Гримм смотрел, как на белой полотняной рубашке отца расплывается ярко-красное пятно.
- Извини, - неловко промолвил он и, оттолкнув стул, вылетел из комнаты, ни на кого не глядя.
- Ах, девочка, боюсь, иногда от него исходят одни беды, - сказал Ронин с извиняющимся видом, вытирая рубашку платком.
Джиллиан поковырялась в своем завтраке.
- Как бы мне хотелось понять, что здесь происходит.
И она с надеждой посмотрела на братьев.
- Ты не спрашивала его, нет? - спросил Бальдур.
- Я хочу спросить его, но...
- Но ты понимаешь, что, возможно, он не сможет дать тебе ответов, потому что, похоже, у него и самого их нет, а?
- Просто мне хотелось бы, чтобы он поговорил со мной об этом! Если не со мной, тогда, по крайней мере, с вами, - сказала она Ронину. - У него так много накопилось в душе, и я понятия не имею, что делать, кроме как дать ему время.
- Он любит тебя, девочка, - заверил ее Ронин. - Это у него в глазах, в том, как он прикасается к тебе, в том, как он двигается, когда ты рядом. Ты в самом его сердце.
- Я знаю, - сказала она просто. - И не сомневаюсь в том, что он меня любит. Но доверие - неотъемлемая часть любви.
Бальдур обратил на брата пронизывающий взгляд.
- Ронин поговорит с ним сегодня, не так ли, брат?
И он поднялся из-за стола.
- Принесу тебе свежую сорочку, - добавил Бальдур и покинул парадный зал.
Ронин снял испачканную сидром рубашку, перекинул ее через спинку стула и принялся вытирать тело полотняной тряпочкой. На него пролилось немало сидра.
Джиллиан с любопытством наблюдала за ним. Хорошо сложенный и сильный торс, широкая грудь, потемневшая от горного солнца и усыпанная волосами, как у Гримма. И, как у Гримма, широкое и чистое полотно кожи оливкового оттенка, совершенно без шрамов и родимых пятен. И Джиллиан ничего не могла с собой поделать: она уставилась на отца Гримма, озадаченная тем, что на теле мужчины, участвовавшего не в одной дюжине битв без малейшей защиты - кроме пледа, если он воевал в обычной для шотландцев манере, - не было ни единого шрама. Даже у ее отца на груди было несколько шрамов. Она смотрела, охваченная недоумением, пока не поняла, что Ронин не двигается и наблюдает за тем, как она рассматривает его.
- Последний раз красивая девушка смотрела на мою грудь больше пятнадцати лет назад, - дразнящим тоном молвил он.
Взгляд Джиллиан взлетел к его лицу. Старик нежно смотрел на нее.
- Это столько времени прошло после смерти вашей жены?
Ронин кивнул.
- Джолин была самой красивой женщиной из тех, кого я видел. И у нее было самое верное сердце.
- Как вы ее потеряли? - мягко спросила она.
Ронин немигающим взглядом посмотрел на нее.
- Это было в битве? - наседала Джиллиан.
Ронин принялся рассматривать свою одежду.
- Боюсь, рубашка испорчена.
Тогда Джиллиан попробовала пойти по другому пути, надеясь, что так он станет разговорчивее.
- Но за эти пятнадцать лет вы наверняка встречали других женщин, да?
- Для нас может быть только одна женщина, девочка. И после того, как она умрет, другой не может быть никогда.
- Вы хотите сказать, что ни разу не были с... за пятнадцать лет, что вы... - она запнулась, смущенная тем, куда зашел разговор, но уже не могла подавить любопытства. Ей было известно, что мужчины часто вновь женились после того, как их жены умирали. А если они не женились, считалось вполне нормальным, что они заводили любовниц. Неужели этот человек оставался совершенно один все эти пятнадцать лет?
- Здесь может быть только одна, - ударил себя кулаком в грудь Ронин. - Мы любим только раз, и без любви женщине от нас мало проку, - промолвил он с тихим достоинством. - Мой сын по крайней мере знает это.
Взгляд Джиллиан снова застыл на его груди, и она высказала причину своего оцепенения.
- Гримм говорил, что Маккейн разрубил вам грудь боевым топором.
Ронин быстро отвел взгляд.
- На мне все быстро заживает. И это было пятнадцать лет назад, девочка.
Он пожал плечами, словно это все объясняло. Джиллиан шагнула ближе и в изумлении протянула руку. Ронин отпрянул.
- Солнце, делающее мою кожу смуглой, скрывает много шрамов. И еще волосы, - поспешно сказал он.
Он отпрянул слишком поспешно!
- Но я не вижу даже намека на шрам, - возразила она.
По словам Гримма, топор вошел в грудь его отца по клин топорища. После такого большинство людей не выжили бы, не говоря уже о том, что такая рана оставила бы толстый белый рубец.
- Гримм говорил, что вы участвовали во многих битвах. Можно было бы предположить, что у вас должны остаться по меньшей мере парочка шрамов. Подумать только, - дивилась она вслух. - И у Гримма тоже нет никаких шрамов - нигде. Да, собственно говоря, я, кажется, никогда не видела у него даже небольшого пореза. Неужели он никогда не ушибался? Ни разу не порезался, брея свой упрямый подбородок? Не споткнулся? Не сорвал заусеницы?